Русранд
28.04.2020 18:32 | Общество
38
НМИЦ травматологии и ортопедии имени Вредена в Санкт-Петербурге с 9 апреля закрыт на карантин. В институте на тот момент находилось почти 800 пациентов и врачей. Как минимум половина из них больны коронавирусом, а директор института госпитализирован в больницу имени Боткина. О том, как живет закрытый на карантин институт и о том, почему в ближайшие дни среди пациентов может начаться бунт, Znak.com рассказал заведующий отделением нейроортопедии с костной онкологией центра Дмитрий Пташников.
Беседа состоялась 21 апреля, через два дня Пташников попросил изменить интервью, в частности убрал уточнение о том, что институт испытывал проблемы с тестами, а также добавил, что 22 апреля врачи получили новое предписание Роспотребнадзора и «появилась надежда на скорое разрешение ситуации и возможность сортировки и выписки больных». «Спасибо пациентам, которые с пониманием и уважением отнеслись к возникшей ситуации. Теперь с появлением надежды на скорую выписку у всех снова зажглись глаза», — добавил Пташников. Он также удалил из интервью упоминание о том, что пациенты психологически не выдерживают нахождения на карантине и не понимают, почему их заразили коронавирусом; удалил из текста высказывание о том, что медсестры неделю работали с температурой, не зная результаты своих тестов, а также убрал оценку, что ситуация может противоречить нормам Конституции.
Редакция Znak.com приняла решение публиковать материал без учета этих правок, так как они искажают суть интервью.
26 апреля одна из сотрудниц НМИЦ ТО имени Вредена записала видеообращение, в котором рассказала, что находится на карантине с 6 апреля; сотрудники и пациенты до сих пор находятся в институте, в связи с чем готовы объявить голодовку.
«Сотрудники все уже переболели… Лично я сдавала анализ на коронавирус пять раз, но результатов нет. Кашель идет, грудина болит, врачи не смотрят, потому что некому смотреть… Лечения нет, ни персонала и пациентов; так как мы институт травматологии — у нас нет препаратов. Нас ничем не лечат — грубо говоря, святой водой. Дают антибиотики и противовирусные препараты, и то не всем. Вместо того чтобы заводить больничные, сотрудников, у которых уже пневмония обнаружена, отправляют по эпидномеру, хотя они заболели, находясь на рабочем месте на карантине. Мы все сидим в неведении — и мы, и пациенты, которые паникуют и скандалят и пытаются объявлять голодовки. … Я работаю в 21-м отделении, 9-го числа было увезено все мое отделение в Боткинскую больницу, пациентов тоже отвезли по больницам. Сегодня 26-го числа, я осталась одна».
Дмитрий Пташников / Instagram Дмитрия Пташникова
— Расскажите, с чего все началось, кто первый заболел?
— 100%-й информации, кто был нулевым больным, у меня нет. Вроде как это был больной из 9-го отделения. Впоследствии тестирование от 8 апреля показало, что к нам и в понедельник, 6-го, и во вторник, 7-го, также поступали больные с коронавирусом. Мы просили провести тесты еще за неделю до закрытия нас на карантин, но нам говорили, что тестов нет. 3 апреля обратились в НИИ гриппа, и нескольких пациентов и контактных с ними протестировали там, но их тест не зарегистрирован, мы это делали для собственного понимания. Не знаю даже, есть ли смысл разбираться, кто был первым, потому что сейчас распространение вируса не остановить.
— Я спрашиваю, потому что хочу понять, можно ли было этого избежать?
— Это неизбежная история, и вся медицина с ней столкнулась и будет дальше сталкиваться. Другой вопрос — механизмы регулирования и смены потоков. Если их правильно настроить, то можно было бы избежать определенных последствий. Возможно, надо было дать нам время выписать здоровых пациентов в чистые стационары, как-то перераспределить потоки. Но сейчас мы закрыты и имеем то, что имеем.
— Сколько у вас сейчас заболевших?
— Точной информации нет. Последние тесты сдали 15 апреля, результаты ждем на днях. Все тесты делаются с опозданием в семь дней. И их актуальность по истечении недели не сильно велика. Думаю, что мы приблизились к 70% всех находящихся в институте больных и сотрудников. Есть ситуации, где тесты отрицательные, но пациенты болеют так же, как и больные коронавирусом. Проблемы с тестированием у нас есть все это время: около 30% наших сотрудников так и не получили ответы на сданные анализы.
— Если сдавать тест в обычной поликлинике, то отрицательный результат обычно не сообщают.
— Нам приходили отрицательные результаты, но на первых порах были искажены фамилии, выходные данные, что-то было утеряно. Многие сотрудники и больные не могут получить информацию о своем состоянии еще на 8 апреля.
— А как происходил сбор анализов, вы ведь находитесь на карантине?
— Специальная лаборатория выдавала на все отделения пробирки. Собирали анализы. У нас есть шлюзовая система, которая позволяет осуществлять взаимодействие с внешним миром. Через нее передают и анализы, и еду, и медикаменты. Эти шлюзы работают только на выход на улицу. Других шлюзов не сделано.
— Расскажите про формат работы с пациентами, у которых подозревают коронавирус. Он как-то меняется?
— Он не просто не меняется. Он стоит на месте. Мы не можем лечить пациентов, не можем уйти с карантина. Мы являемся заложниками ситуации: неясная ситуация по нашей заболеваемости не позволяет с нас снять карантин. А еще есть незараженные пациенты, но их становится все меньше и меньше.
— А есть те, кто уже выздоровел? Их выписывают?
— Пациент считается незаразным, если у него два отрицательных теста. У нас есть выздоровевшие пациенты. Некоторые из-за проблем с тестированием такими не считаются, но клинически они выздоровели. К нашему удивлению, их не выписывают. А среди них есть те, кому нужно продолжение реабилитации. Например, в нашем отделении есть онкопациенты, мы их прооперировали, их надо выписать в стационары для продолжения химиотеропии и лучевой терапии. Но мы не можем, потому что у нас нет оснований считать их здоровыми от коронавируса. И это очень плохо: для них продолжение терапии — жизненно необходимая вещь.
— Тяжелые пациенты, которые тоже заперты на карантин, у вас есть?
— Конечно, но таких пациентов переводят в профильные стационары. Такой механизм есть, мы здесь лечим только [пациентов] легкой и средней тяжести. Я вижу из окна, что скорые постоянно приезжают, чтобы перевезти пациентов.
— Кто принимает решения, в каком режиме должен работать институт сейчас?
— Роспотребнадзор должен принимать решение по снятию карантина или по маршрутизации наших пациентов. По-хорошему, должен быть налажен механизм сортировки пациентов, а не «доваривания» нас в общей банке, пока не переболеет последний пациент. Я не большой юрист, но мне кажется, что это противоречит Конституции, ограничивает наши права.
— У вас положительный тест на коронавирус?
— На 9 апреля у меня был отрицательный тест, а от 15-го уже положительный. Да я это понял, когда поднялась температура. Сейчас у меня слабость, обошлось без пневмонии, но эти диагнозы, которые все описывают, есть — запах и вкус не чувствую. Сейчас ощущение как после гриппозной ситуации. И болеют почти все сотрудники больницы. Наши девчонки-медсестры неделю пробегали с температурой 37, потом стали чувствовать удушье и уже через неделю мы узнали, что они заражены.
— А как у вас со средствами индивидуальной защиты?
— Просто шапочки, халаты и бахилы у нас, конечно, есть, а противовирусные костюмы у нас появились уже чуть позже — после закрытия на карантин. Но надо понимать, что у нас замкнутое пространство. Мы с больными ходим по одним коридорам, мы их навещаем, санитарки моют полы, тут никакие костюмы не работают. Если бы был шлюз на вход и выход, персонал мог бы перейти из одной зоны в другую. А так мы все в красной зоне; чтобы поесть, мы в любом случае снимаем маски.
— Какая у вас психологическая обстановка за эти две недели изоляции?
— Коллектив у нас подобрался хороший, психологически совместимый, но наши девчонки, санитарки и сестры валятся с ног. Они находятся на больничном сами, но вынуждены лечить пациентов, иначе кто этим будет заниматься? Мы все сами болеем, но парадокс в том, что никто на помощь к нам прийти не может. Больных пациентов лечат больные сотрудники. Но перестать лечить пациентов мы не можем, они ведь не будут ждать, пока мы победим COVID. Никто тут не плачет и не жалуется, но есть необходимость принятия правильных решений в плане судьбы пациентов и врачей.
Пациенты уже психологически не выдерживают нахождение здесь. В палате находятся по три-четыре человека, это скученность людей со своими проблемами. Есть ощущение, что мы находимся у точки невозврата: здоровые пациенты не понимают, что они делают вместе с больными; больные, которые заразились, задают нам весомые вопросы — «почему это произошло?». Этот вулкан может взорваться.
Источник
Беседовала Ксения Клочкова / Информационное агентство «Znak»
Источник: